— Может быть, я уже могу уйти? — услышал он ее тихий голос и вздрогнул от неожиданности.
— Да, можно. Скажите мужу, я сообщу, когда будет готов портрет. Краски должны как следует просохнуть.
— Прощайте же, синьор.
— Да-да, — рассеянно отозвался художник, — придется переписать задний план…
Синьор Франческо был в отличном расположении духа.
— Ну, маэстро, вы помните наш уговор?
— Да, помню.
Леонардо откинул покрывало с портрета. Синьор Франческо сделал шаг вперед, потом остановился, шагнул назад. С полотна улыбалась его жена. Мягкие волосы падали ей на плечи. Казалось, сейчас она поднимется с места, глубоко вздохнет и пойдет хлопотать по хозяйству.
Синьор Франческо попытался оторвать взгляд от портрета, но какая-то неведомая сила снова возвращала его туда. Внезапно он побледнел, расширившимися глазами впился в картину. Чуть заметная жилка на нежной шее жены, жилка, которую он так любил целовать, билась на полотне.
Женщина была живой.
Синьор Франческо провел рукой по глазам, отгоняя наваждение.
— Возьмите деньги, маэстро, — глухо проговорил он. — Здесь двести пятьдесят флоринов. Я отказываюсь от портрета. В моем доме не могут быть две жены.
Леонардо убрал деньги в шкатулку.
— Я не берусь утверждать, что на портрете именно ваша жена, — заметил он.
— Тогда кто же, по-вашему?
— Это и для меня неразрешимая тайна. — Неожиданно художник принялся страстно толковать о Вечной Женственности, о Прекрасной Даме…
Он бредит, с ужасом подумал синьор Франческо. Даже его самого пугает это сверхъестественное сходство. Я предложу жене позировать другому художнику.
— Знаешь, Лиза, я не стал забирать у него твой портрет.
— Очень хорошо, Франческо. — Его жена облегченно вздохнула. — Я так боялась, что в старости буду ревновать тебя к этому портрету. Ой! Франческо! Положи мне свою руку на живот! Чувствуешь, как стучится наш малыш? Скоро нас будет трое! — Мона Лиза дель Джокондо улыбнулась мужу и, не в силах дольше скрывать переполнявшую ее радость, открыто и счастливо рассмеялась.
— Значит, Мона Лиза загадочно улыбается потому, что ждет ребенка, а еще никто не знает об этом благодаря широким платьям? — спросила я. — Ребенок начинает стучаться месяцев в пять, неужели она до сих пор ничего не сказала даже мужу, которого она, как уверяла, любит? От него-то зачем ей было скрывать?
— Не думаю, чтобы она от него скрывала. И потом, это совсем не важно, скрывала она или нет. Главное, что она его любит! Когда она отвечает на вопрос об этом, она улыбается чему-то очень интимному, что связывает их обоих!
— Их как раз и связывает будущий ребенок! Кто у них родился — мальчик или девочка?
— Какая разница? Неужели ты не понимаешь, что речь идет о том, что предшествовало ребенку!
— Что же?
Арни смутился, мне стало смешно. Между нами были такие громы и молнии, а он стесняется произнести вслух слово «секс»!
— Например, первая брачная ночь, — наконец все-таки нашелся он.
— Сомнительно. — Я пожала плечами. — В те времена какие-либо фантазии на эротические темы были позволительны только куртизанкам. А женщины круга жены синьора Франческо воспринимали это дело лишь как неизбежный супружеский долг ради потомства. Брак без детей наводил на суеверные мысли о проклятии. Поэтому вполне логично, что Мона Лиза радуется тому, что скоро станет матерью. То есть сможет доказать, что она хорошая, полноценная жена.
— Ты исключаешь любовь между ними? — не выдержав, прервал мои разглагольствования Арни. — Ты не веришь в ее любовь к мужу?
— Охотно верю. — В знак искренности я даже приложила руку к груди. — Но именно в любовь, а не в то, что ты назвал «брачной ночью», — я решила выразиться поделикатнее, а затем переменить тему. Какой смысл рассуждать о чужой любви, когда можно заняться своей? — Лучше покажи мне, что у тебя получилось. — Я потянулась к доске, на которой он рисовал, пристроив ее на коленях.
— Ничего не вышло, — виновато сказал Арни, неохотно поворачивая ко мне доску с приколотой выкройкой рукава. — Я заболтался.
Опять почему-то только часть меня: губы, подбородок, край щеки, ухо с ажурной сережкой, подвижная тень от нее на моей шее, немного плеча, пряди волос.
— А по-моему, здорово. Сережка качается как настоящая!
— При чем здесь сережка?.. — Он полез в карман и вдруг спросил: — У тебя есть сигареты? У меня только зажигалка.
— Вон, около телевизора. А пепельница на книжном шкафу рядом с часами. — Я машинально взглянула на циферблат. — Надо же, начало восьмого, а на улице такая темень!
— Там дождь идет, — объяснил Арни, вставая за сигаретами.
— Не знала, что ты куришь.
— Да. Нездоровый образ жизни: сигареты, кофе…
Он явно старался пошутить. Неужели он так переживает, что «ничего не вышло»?
— Давно сказал бы, что хочешь кофе. А может, подогреть остатки мяса?
— Спасибо. — Он улыбнулся и опять посмотрел на меня «нездешним» взглядом. — Ты очень красивая.
Я взяла блюдо и пошла в кухню.
Кофе на дне банки не хватило бы даже для одной порции. Но я точно помнила, что где-то должна быть новая банка.
— Только у меня нет кофеварки! — крикнула я ему, углубляясь в шкафчик. — И кофе растворимый!
Что же мне делать? — растерялся Арнульф обнаружив, что давно наступило утро. Марта обещала в десять пойти с ним на выставку посмотреть картины.